Ученые против повестки: изменение климата как фактор международной политики
Самым жарким днем за историю метеонаблюдений на планете Земля стало 22 июля 2024 года. Средняя температура достигла 17,15°С, сильная жара стала настоящим бедствием для местных жителей ряда территорий. Казалось бы, какие еще свидетельства требуются, чтобы доказать глобальное потепление? Другой вопрос заключается в том, что с ней делать.
Главной тенденций в политике международных организаций и представителей государств Запада является борьба с антропогенным влиянием на климат. Грубо говоря, «углеродный след», оставляемый развитием промышленности, провоцирует накопление парникового эффекта и глобальное потепление. В рамках Парижского соглашения 2015 года страны ООН согласились последовательно снижать выбросы СО2 путем перехода на более экологичные методы производства. Практическим выражением соглашения стала последовательная экономическая политика США, Канады и стран ЕС, накладывающая на организации, оставляющие большой углеродный след различные обязательства, нередко превращающиеся в санкции.
Вместе с реализацией Парижского соглашения возникла и его критика. Ряд ученых утверждает, что изменение климата является частью естественного колебания температур на планете, а в существующей научной базе есть весомые изъяны. К примеру, ведущий специалист центра погоды ФОБОС Вадим Заводченков указал на одну из методологических проблем – старейшие метеостанции мира, по которым ведется статистика с XIX века, находятся внутри «теплового пятна» мегаполисов. Сегодня их показания просто искажены. Тем временем альтернативная точка зрения на Западе подвергается гонениям. Так, французский портал CNews был оштрафован за «климатический скептицизм», а журнал Nature обвинили в цензуре всех статей, которые критикуют официальную позицию властей по изменению климата.
В мировой истории существуют примеры, как западные международные институты проводили схожие кампании, пусть и в меньшем масштабе. В конце XX века Европа столкнулась с эпидемией тяжелых заболеваний, вызванных неконтролируемым использованием амфиболового асбеста. Этот минерал массово применялся в странах блока НАТО (до постсоветского расширения) в качестве основы для производства строительных материалов. Его волокна очень маленькие и тонкие, при этом не подвержены влиянию кислоты – при попадании в легкие, амфиболовый асбест остается там на годы, провоцируя в том числе онкологию.
В других странах – СССР, Канаде, Бразилии и КНР применяли хризотиловый асбест. Этот минерал представляет собой гидросиликат магния, не обладающий устойчивостью к кислотам. Организм человека его выводит за короткий промежуток времени – его растворяют альвеолярные макрофаги. Во время протестов в ЕС ученые говорили о запрете именно амфиболового асбеста. Впрочем, они не учли, что с закрытием европейских производств, на рынок ЕС хлынут товары на основе хризотила, что представляло угрозу для западных производителей – и потому политики провели кампанию, очерняющую все виды асбеста. Сегодня в ЕС запрещены и амфиболы, и хризотил, а международные организации оказывают давление на страны с целью недопущения конкурентов на мировой рынок. Многие развивающиеся страны же остались без возможности реализовывать крупные инфраструктурные проекты.
Отсюда возникает логичное предположение, что массовая истерия является одним из инструментов внешней политики западных стран. К примеру, так были введены дополнительные пошлины в ЕС на импорт от африканских государств – по мнению чиновников, они оставляют слишком много «углеродного следа». Повод же может быть любым – что «климатическая повестка», что «асбестовый кейс» подходят для решения политических задач Запада.