Михаил Барщевский: «Гражданская сила» — {партия среднего класса}
— Михаил Юрьевич, сперва вам вопрос как специалисту. Что сейчас происходит с судебной системой в России?
Михаил Барщевский: — Я люблю поговорку: тенденция важнее фактов. Если брать по факту, то мне положение судебной системы в России, естественно, не нравится. Если сравнить, что было 5 — 10 лет назад и сегодня, то тенденция положительная.
Судебная система в силу своей консервативности и косности меняется медленнее, чем все остальное. Поэтому в ней позитивные изменения, к сожалению, происходят намного медленнее, чем в общественном сознании и даже в экономике или политическом устройстве. Они идут, но у меня много претензий к системе арбитражных судов, вообще — к экономическому правосудию.
В России никак не начнет по-настоящему работать третейский суд. С судами общей юрисдикции проблем меньше, но они есть. В Конституции Российской Федерации, между прочим, 15 лет назад записано, что у нас должны быть административные суды. Их до сих пор их нет. Это полное безобразие. Административная реформа без введения административных судов никогда, не даст того эффекта, который может и должна дать.
— А для чего вы решили пойти в политику, встать у руля партии "Свободная Россия"?
— Хотелось разбудить, прежде всего, интеллигенцию и бизнес. Потому что опять интеллигенция ушла на кухню, где все сидят и ругают власть. А когда начинаешь с людьми разговаривать: ну давай попробуем сделать что-нибудь, то они говорят: ой, да ты что, да у нас не получится.
Возникает вопрос — если у тебя не получится, и ты это знаешь, какое у тебя есть моральное право ругать тех, кто этим занимается? Ах так, давай попробуем. Вот так появился высший совет партии. То есть люди решили попробовать заняться политикой.
— И что предлагает ваша партия?
— Мы ничего не обещаем. Почему-то у нас в стране все думают, что демократию можно взять и объявить, ввести указом, конституцией. Вот, взяли и объявили: всё, с завтрашнего дня у нас демократия. Так не бывает. Есть понятия базиса и надстройки: экономика и политическая организация общества. Так вот, демократия возникает тогда, когда возникает либеральный, немонопольный, свободный рынок. У нас его нет.
В середине 90-х годов у нас была построена олигархическая, монопольная модель рынка. И, естественно, в конце 90-х мы получили олигархию, как форму управления. Заслуга Путина в том, что он от олигархии ушел. Но куда? Что можно было сделать, когда нет реальной экономической базы для демократии?..
Да, возникает общественная палата — демократический институт. Власть предпринимает усилия для развития гражданского общества. А как оно может развиться, когда граждане к этому не готовы? А не готовы потому, что о политике, о гражданском обществе, о судьбе родины люди начинают думать тогда, когда у них появляется возможность откладывать деньги. Когда человек весь заработок тратит на питание, жилье и лекарства, то он думает только о том, как дотянуть до следующей зарплаты.
Ему, в общем, все равно, какие собираются налоги, тем более все равно, куда они тратятся. Это какие-то такие гипотетические, нереальные для него проблемы. А вот если я начинаю откладывать деньги, то у меня возникает вопрос, а почему я так мало отложил, а почему такие большие налоги, а почему налоги, которые с меня собрали, тратятся бездарно? Когда я начинаю откладывать деньги, становится очень важно, какие услуги я получаю в обмен на те деньги, которые я заплатил. То есть, бедные – это очень легко управляемые люди. Бедные способны к бунту, но не способны к осмысленной, спокойной политической деятельности.
— То есть, вы позиционируете себя как партия среднего класса?
— В итоге получается — да, хотя я этого лозунга не произношу. Но то, что мы не партия олигархии, как СПС, это точно. То, что мы не партия люмпенизированного пролетариата, как любит говорить про себя Зюганов, тоже точно. Получается, что мы партия профессионалов. Как правило, профессионалы и есть средний класс. То есть, получается, что мы партия среднего класса.
— И сколько таких "профессионалов" в России?
— По разным социологическим оценкам, к числу людей, которые идентифицируют себя со средним классом, с интеллигенцией — а под интеллигенцией я понимаю и врачей, и учителей, и вузовских преподавателей, художественную, творческую интеллигенцию — относятся где-то порядка 40 миллионов.
— В чем вы не поддерживает нынешний курс Владимира Путина?
— Я считаю, что отмена выборов губернаторов — это ошибка. Хотя в тот исторический момент это, может быть, и было правильно для того, чтобы прекратить дезинтеграцию России. Сегодня это уже не актуально. Я считаю, что Совет Федерации должен избираться прямым всенародным голосованием, по два сенатора от субъекта федерации.
Я считаю, что монополизация, которая происходит в области, например, авиастроения, судостроения — это разумные вещи. А монополизация в сфере газо- и нефтедобычи – это вещь опасная. Потому что нельзя все яйца класть в одну корзину.
Ну почти на 50 процентов капитализация России зависит от капитализации "Газпрома". Мы просто строим государство в государстве. Это опасная тенденция.
Более того, вы понимаете, получается, что такие супермонополии превращаются в а-ля министерства при Советском Союзе. То есть они непродуктивны, у них нет конкурентов, они не настроены на развитие.
Мне не все понятно в кадровой политике, скажем так. Поскольку я сам госчиновник, существует понятие деловой этики, я здесь не буду называть никаких фамилий.
Есть и какие-то частности, которые мне не нравятся. Допустим, очень резануло, когда Владимир Владимирович однажды сказал "коренное население". Нет в России коренного населения, есть либо граждане, либо неграждане Российской Федерации. Мне также не нравится заигрывание с Российской православной церковью.
Беседовал Сергей Морозов