Аркадий Дворкович: Россия — гарант энергетической безопасности в мировом масштабе

— Если сегодня посмотреть на структуру российской экономики, то производство энергоресурсов — это всего лишь пятая часть, ну, максимум четверть от общего объема валового внутреннего продукта России. Структура экспорта – другая. Действительно, остальному миру мы поставляем в основном сырье, и именно поэтому, видимо, российскую экономику продолжают называть сырьевым придатком остального мира.

Но, во-первых, уже сейчас доля другого экспорта начинает увеличиваться, речь идет, как это и в советские времена, об экспорте вооружений, растет экспорт услуг, в том числе, например, космических, услуг связи. Кроме того, постепенно увеличивается доля экспорта переработанного сырья. И все, кто наблюдает за происходящим в России, понимают и то, что ситуация вызвана сложными временами, которые мы пережили после распада Советского Союза, и то, что уже через несколько лет Россия вполне может в структуре экономики и экспорта оказаться в ином положении. И темпы развития сегодняшней России говорят об огромном потенциале.

И с энергетической точки зрения все понимают — независимо от ярлыков "державы", "сверхдержавы", а просто по роли России (первое место по добыче нефти и газа), — что мы являемся одним из гарантов энергетической безопасности в мире наряду со странами-потребителями и транзитными странами.

А что касается глобальной политики, то просто исторически Россия, находясь на стыке разных культур, вбирая в себя разные культуры, была одним из наиболее эффективных посредников в решении различных возникающих конфликтов.

— По вашей оценке, насколько вероятно развитие "голландской болезни" для российской экономики?

— Болезнь развивалась при росте цен на нефть, и для нас было очевидно, что и финансовые, и кадровые ресурсы перетекают в нефтегазовый сектор, и на остальные отрасли это влияет отрицательно. И в последние три-четыре года были приняты решения, которые приостановили течение этой болезни.

Во-первых, было введено специфическое налогообложение нефтегазового сектора, и мы теперь большую часть сверхдоходов, которые компании имеют в нефтегазовом секторе, в конечном счете получаем в виде доходов в бюджет. И большая часть этих средств поступает в Стабилизационный фонд, который в скором времени начнет управляться иначе, чем сейчас.

Кроме того, по инициативе правительства и при согласии президента, поскольку это требовало изменения в законодательстве, были созданы и сейчас создаются институты поддержки частной инициативы, институты развития, такие как инвестиционные фонды, венчурные компании, особые экономические зоны, технопарки. Создается банк развития.

То есть, создаются институты, которые не навязывают государственные инвестиции кому-либо, а поддерживают проекты, которые возникают в у частного бизнеса, а также в муниципалитетах в регионах. И это как раз проекты, которые ведут к повышению степени переработки сырья, повышению глубины передела, либо к развитию высокотехнологичных отраслей, в целом, других секторов российской экономики. И по нашим оценкам, уже в ближайшие годы, и с помощью этих институтов, и в результате структурной перестройки экономики — приходят частные инвесторы, эффективные менеджеры, — финансовый рынок начинает работать более эффективно.

У нас будет достаточно быстро повышаться роль других секторов экономики по сравнению с сырьевым сектором. Значит, "голландская болезнь" отойдет в сторону.

— Скажите, что сейчас происходит с западными инвестициями в Россию, а также, чем вы объясняете страх перед российскими инвестициями на Западе?

— Что касается инвестиций в России, то они растут. Если несколько лет назад мы оперировали цифрами два, три, четыре миллиарда долларов в год, то в прошлом году прямые иностранные инвестиции составили, по разным оценкам, от 13 до 15 миллиардов долларов, а, в целом, приток капитала в Россию в первый год был положительный, более сорока миллиардов долларов.

Есть много нерешенных проблем, связанных и с отдельными положениями налогового законодательства, и с техническим регулированием, несоответствие которого международным нормам зачастую влияет на решения иностранных инвесторов. Есть проблемы с состоянием инфраструктуры, например, доступом к энергетическим мощностям или наличием нормальной дорожной сети, что также влияет на решение инвестора.

Что касается российских инвестиций за рубеж, то, действительно, отношение в мире к этим инвестициям неоднозначное. Но, с одной стороны, это часть общемировой тенденции. Стоит посмотреть на то, как сейчас испанцы сопротивляются покупке своих энергетических компаний или как в Америке относятся к некоторым инвестициям, например, из арабских стран. Если посмотреть на то, насколько закрыты рынки Франции, той же Италии, Японии для иностранных инвестиций в некоторые отрасли, которые они считают стратегическими, то видно, что это проблема не России, а в целом — отношения к иностранным инвестициям в мировой экономике.

Проблема России специфическая, она отличается тем, что российские компании пока еще непонятны другим странам. Непонятны с точки зрения их истории, как они создавались, какое у них прошлое, например, в 1990-е годы. Не всегда понятна финансовая отчетность — мы еще не в полной мере интегрировались в правила международной отчетности.

Ситуация будет меняться, уже есть первые ласточки, первые покупки российскими компаниями иностранных компаний, есть уже проекты "Северстали", "Лукойла", "Базового элемента"… Естественно, одновременно мы приглашаем иностранные компании участвовать в создании новых производств и реализации новых проектов в России.

— Готова ли экономика сегодняшней России к вступлению в ВТО, которое планируется на конец 2007 года?

— Я думаю, что к вступлению готова, но сам факт вступления нельзя считать каким-то оторванным от дальнейшего процесса событием. И поэтому вопрос готовности стать членом ВТО, не вступить, а быть членом этой организации — это вопрос постоянной работы, обучения, постоянной готовности использовать инструменты, которые ВТО представляет странам, и в этом смысле мы, конечно, еще не в полной мере готовы, нужно учиться.

Но, не вступив, научиться нельзя. Поэтому для вступления сделано все, законодательство, которое необходимо для соответствия стандартам ВТО, принято. И мы не считаем, что оно нам нужно лишь для того, чтобы вступить в ВТО. Это законодательство нам выгодно с точки зрения повышения конкурентоспособности нашей экономики.

Есть ли риски? Конечно, есть. Например, когда мы говорим о сельском хозяйстве, то мы, даже не вступив в ВТО, видим какие это риски. У нас, например, есть проблемы с конкуренцией на мясном рынке, но эта проблема существует независимо от вступления в ВТО. Поэтому говорить о том, что проблемы в сельском хозяйстве будут связаны со вступлением в ВТО, абсолютно неправильно. Нужно просто правильно использовать те инструменты, которые есть в руках всех членов ВТО.

Беседовал Сергей Морозов