Политика Газпрома приведет к катастрофе не только в Белоруссии и Украине, но и в самой России
— Сергей Юрьевич, вы стояли у истоков создания Таможенного Союза. Что с ним сейчас происходит?
— Таможенный союз до сих пор не создан, хотя планы по его формированию были уже в момент распада Советского Союза: уже тогда был подписан договор об экономическом союзе, уже тогда были продекларированы принципы единого экономического пространства, которое сегодня на повестке дня. Но прошло уже много лет, а дальше зоны свободной торговли мы продвинуться не смогли.
— Кто виноват в этом?
— Я помню, как мне пришлось в 1992-1993 годах формировать эту зону свободной торговли. Я убежден, что мы легко бы пошли дальше, мы её формировали, как первый этап. Сначала мы подписали двусторонние соглашения о свободной торговле — России с другими сопредельными республиками бывшего Советского Союза. Причем, первое соглашение было подписано с Украиной. Затем, спустя год, было подписано многостороннее соглашение о свободной торговле в рамках СНГ. И мы, вообще говоря, планировали буквально через год провести подписание и ратификацию документов по Таможенному союзу. Но этого не произошло, потому что у власти тогда существенно поменялись приоритеты деятельности. Вся эта активная политика по воссоединению единого экономического пространства шла до сентября 1993 года, затем после расстрела Верхового Совета, когда власть стала предоставлена сама себе и погрузилась в коррупцию и присвоение общенародного имущества, для людей, которые остались тогда в правительстве или пришли, вопросы Таможенного союза ушли на третий план. Они занимались приватизацией, залоговыми аукционами, экспортировали нефть и газ. И вот в этой коррумпированной среде что-либо склеить было невозможно, потому что коррупционные интересы отдельных групп влияния блокировали все интеграционные механизмы.
Общая таможенная политика означает, что мы все должны стать прозрачными и с точки зрения регулирования, и с точки зрения практики взимания таможенных платежей. А как раз этого коррумпированные чиновники боятся больше всего. Да еще перспектива оказаться под контролем у Лукашенко, например, вообще всех вводила в оцепенение. И вот так линия на воссоединение единого экономического пространства потеряла приоритет, она была заблокирована интересами коррумпированных структур власти. И в итоге мы видим, что все попытки создать Таможенный союз были безуспешными.
И вот последняя попытка, которая была продекларирована в сентябре, по-моему, прошлого года на саммите в Сочи, пока тоже пробуксовывает. В декабре согласно этим заявлениям должны были быть подписаны соглашения о Едином экономическом пространстве, включая Таможенный союз, но они до сих пор не подписаны. Вот, есть слабая надежда, что что-то будет подписано на предстоящей встрече глав государств в Астане, по-моему. Но я пока, к сожалению, сходимости быстрой не вижу, потому что сама технология формирования Единого экономического пространства приобрела сверх громоздкий бюрократизированный характер. Вместо того, чтобы идти от главного к частному или от общего к частному, как это делается в политике, наши руководители пошли от частных вопросов к общим. Придумали 70 соглашений, которые нужно подписать, зарылись в этих соглашения, которые очень трудно согласовать между собой, и так вот в деталях томится весь интеграционный процесс. Украина согласна подписать 20 соглашений, 40 не согласна, там, по 20 соглашениям нет позиции, меняются переговорщики, эта канитель тянется уже много лет. При этом у меня есть подозрения, что даже с Российской стороны осмысленно процесс загоняется в тупик. Потому что даже для господина Грефа, который отвечает за этот вопрос, есть внутренние противоречия. Он тянет нас во Всемирную Торговую Организацию, и, опять же, если бы не позиция наших ученых и экспертов по вопросу о присоединении России к ВТО, которая была доведена до президента своевременно, мы бы давно там уже оказались.
— То есть Греф стремится сначала закончить с ВТО, а потом с ЕЭПом?
У Грефа была изначально политическая задача, как он сам себе её поставил – втянуть Россию в ВТО как можно быстрее. И первоначально он планировал это сделать еще 3-4 года назад, но тогда президенту удалось объяснить, что поспешность при вступлении в ВТО чревата очень серьезными потерями, экономическими и стратегическими. Поэтому была дана команда лезть в детали и детально, шаг за шагом, торговаться. Так вот ситуация с ВТО – Греф сначала хотел нас втянуть на любых условиях, а технические вопросы сбросить, а здесь наоборот, выставляются вперед технические вопросы по 70 текстам, довольно сложным. Каждый из них требует участия множества рабочих групп. И лишь затем, когда эксперты эти 70 текстов согласуют, уже только тогда главы государств подпишут эти соглашения, затем мы получим таможенный союз с формированием наднациональных органов. Я вот убежден по своему опыту, что это путь Ивана Сусанина, который бесконечно петляя, наконец, тонет в трясине трудностей согласования по третьестепенным вопросам.
— Тогда что вы предлагаете?
— Я выступил с инициативой, что нам нужно сначала решить политический вопрос и затем, решив политический вопрос, создав органы, которые буду отвечать за его практическую реализацию, быстро продвинуться по пути решения технических вопросов. Поэтому если мы хотим восстановить страну хотя бы экономически или гуманитарно, нам нужно начать с Союзного государства. Завершить процесс создания Союзного государства России и Белоруссии, предложив войти в него Казахстану и Украине. Провести общенародные выборы президента союзного государства. Президент Союзного государства обеспечит нам выборы союзного парламента на следующем этапе. И затем появится союзное правительство, которое очень быстро, я думаю, в течение нескольких месяцев решит все вопросы по созданию таможенного союза, единого экономического пространства, единого визового режима, и все другие технические детали будут решены элементарно.
— То есть нам нужен союзный президент в первую очередь?
— Нам нужен субъект союзной власти, который обеспечит единство воли всех, который будет опираться на волеизъявление граждан, а сейчас это какой-то междусобойчик. Я же очень много раз присутствовал на встречах глав государств всех этих, могу сказать, что это очень похоже на праздничное застолье, а не на рабочий серьезный процесс.
— Сергей Юрьевич, скажите, Ваш прогноз, произойдет ли экономический кризис в Белоруссии в связи с недавним поднятием цены на энергоресурсы?
— Политика Газпрома по подтягиванию внутренних цен на газ к мировым или, по меньшей мере, к европейским, ведет к экономической катастрофе не только в Белоруссии, но и на Украине, и в самой России. Ведь то, что происходит на Украине и в Белоруссии, с некоторым «благом» докатывается и до России. Надо понимать, что политика России это не есть политика Газпрома, просто сегодня Газпром, в силу своего влияния на нынешнее руководство, делает всё, что ему хочется, манипулируя российским государством. Не успели мы опомниться от трехкратного повышения цен на газ, поставляемого на Украину, тут же пошел такой же приговор Белоруссии. Не успели мы опомниться от шантажа Белоруссии, как Газпром, в лице господина Христенко, который является министром российского правительства, отвечающего за энергетику и промышленность, заявляет о том, что и в России цены на газ будут либерализованы. Это означает, что и в России Газпром будет диктовать те цены, которые считает нужными. И вот мы видим по прогнозу правительства на ближайшие три года уровень этих цен. Предполагается, что к 2010 году российские коммерческие потребители будут платить за газ не менее 90 долларов за тысячу кубов. Это немножко меньше, чем белорусы, но это уже существенно больше, чем тот уровень, который способна выдержать российская экономика и общество. Расчеты показывают, что переход на цены за газ свыше 150 долларов за тысячу кубов для Украины будет означать для этой страны катастрофу. Разорятся предприятия металлургии, химической промышленности, большой ущерб будет нанесен самочувствию агропромышленного комплекса, это отрасли, которые определяет экономику Украины, определяют ее платежный баланс. Их крах будет означать резкое ухудшение платежного баланса, падение гривны, не менее чем вдвое, и резкий рост стоимости жизни, и, соответственно, впадение украинской экономики в настоящую катастрофу.
— А для Белоруссии?
— То же самое касается и Белоруссии. Хотя Белоруссия менее уязвима к цене на газ, чем Украина, потому что белорусская экономика – это все же машиностроение, а не металлургия и химия, и, в какой-то степени, нефтепереработка. Поэтому чувствительность белорусской экономики к цене на газ меньше, чем у украинской, но все равно она очень высока. И повышение тарифа на газ Белоруссии уже сегодня означает, что определенная часть металлообрабатывающих предприятий сядут на мель. Вот в этом торге надо понимать, что интересы России и интересы Газпрома не совпадают. Скажем, от того, что рухнет украинская экономика, Россия тоже пострадает, не только от того, что потеряем рынок сбыта своих товаров, мы во многом потеряем возможности развития своей наукоемкой промышленности, которая в ракетно-космической части, в авиационной части очень прочно работает на Украине. Восполнить мы их не сможем – и не нужно. Нужно, наоборот, развивать эти кооперационные связи, создавать новые возможности для расширения производства. Скажем, в стоимости украинской машиностроительной продукции 60% это российская комплектация, в стоимости белорусской машиностроительной продукции 80% это российская комплектация. Вот когда наш вице-премьер Жуков хвастался в парламенте успехами российского правительства, приводя в качестве примера, подъем тракторостроения более чем на 20% в прошлом году, он просто не знал и не знает, может быть, что все это тракторостроение пришлось на Белоруссию. То есть российская тракторная отрасль показывает подъем, потому что белорусские тракторы собираются из российских комплектующих. И из-за того, что белорусы расширяют поставки своих тракторов в Европу, растет производство и растет спрос на российскую комплектацию, и отсюда происходит рост тракторной промышленности в России. То есть мы очень взаимосвязаны. И экономический кризис в Белоруссии и на Украине России не выгоден. Россия теряет и рынки сбыта, теряет кооперационные связи, теряет возможности расширения производства и теряет конкурентные преимущества. Газпром, может быть, получит от этой газовой войны дополнительно 3 миллиарда долларов в год, но Россия потеряет десятикратно больше. Но тем не менее, Газпром гнет свою линию, и мы видим, что эта линия плавно переходит на Россию.
— А что будет значить повышение тарифов на газ для российских потребителей до 90 долларов за тысячу кубов?
— Это означает, что российская черная металлургия и производство минеральных удобрений, а также химическая промышленность потеряют в рентабельности более чем пятикратно, то есть они не смогут дальше нормально развиваться. Но самый большой удар придется по населению. Хотя наш премьер и говорит, что газ будет поставляться по старым фиксированным ценам, это лукавство. Потому что население газ получает, в основном, в виде тепла и электроэнергии, а коммунальная сфера и электроэнергетика будут платить за газ по цене, которую будет свободно назначать Газпром. Доля газа, которая сжигается домохозяйками на кухонной плите, ничтожно мала, она не определяет общие коммунальные услуги. Коммунальные услуги определяются теплом, прежде всего, и электроэнергией. Вот по ним-то удар и будет нанесен. То есть, фактически, мы сегодня оказались в ситуации, когда интересы одной полугосударственной, получастной компании, управляемой непонятным образом определенной группой людей, стали важнее интересов всей страны.
— То есть Газпром бьет напрямую по экономике российского государства?
— Газпром делает то, что ему выгодно, а это ведет к снижению конкурентных преимуществ нашей страны.
— То есть ресурсная составляющая нашей экономики закрепляется, но наукоемкая и машиностроительная часть остается на нижайшем уровне?
— Ну, что мы сейчас видим – Газпром наращивает всеми силами экспорт газа в Европу, потому что там высокая цена. Вследствие этого оголяется внутренний рынок, на внутреннем рынке появляется дефицит газа, а для того, чтобы этот дефицит газа спрятать, Газпром начинает повышать цены внутри страны. Повышая цены, он добивается снижения потребления. То есть расширение экспорта газа в Европу оборачивается остановкой целых отраслей в российской промышленности. Потому что поднять цены на газ – это значит снизить спрос на газ путем умерщвления потребителей газа, по-другому же не получится. Чтобы снизить спрос на газ со стороны главных потребителей – это металлургия, химия – нужно просто их обанкротить, другого варианта нет. И фактически дело идет к этому. Если бы сверхприбыли от экспорта газа в Европу наша страна тратила на развитие, можно еще было бы с этим как-то мириться. Но ведь деньги, которые мы получаем от экспорта газа, сегодня идут на финансирование военных расходов стран НАТО, через профицит бюджета и стабилизационный фонд. Россия с отсутствием нормальных дорог, с изношенной производственной инфрастуктурой, с устаревшими фондами, с ветхим жильем, с удручающей бедностью, половина детей живет в нищете – и вот мы не тратим эти деньги. Потому что с точки зрения руководства российского лучше сверхприбыли от экспорта газа оставить там же, за границей, и пусть они идут на финансирование войны в Ираке, а не на решение наших социально-экономических проблем. Под предлогом борьбы с инфляцией всё это делается. Но в то же время, главным источником инфляции является сам Газпром, который поднимает тарифы на газ, и вслед за этим растут тарифы везде, на электричество, на тепло, на готовую продукцию. То есть это политика лукавая. Она выгодна руководству Газпрома, но она абсолютно ущербна для государства. Государство от этой политики получает рост инфляции, за счет повышения тарифа на газ, получает, во-вторых, рост социальных издержек и бедности в стране, и, в-третьих, из-за повышения цен на газ получает сжатие производства в отраслях-потребителях газа. То есть и экономический, и социальный ущерб. Мы когда строили Газпром «всем миром», как говорится, все руководство Газпрома находилось в здании обычной средней школы около метро Университет. А теперь посмотрите, у них и виллы, и дворцы, и частные самолеты, и чего только у них нет.
— Сергей Юрьевич, скажите, а что произойдет с теми же самыми белорусскими тракторами, с машиностроительными заводами в Белоруссии, они закроются, или они будут искать новые пути?
— Это вопрос цены, с одной стороны, и эффективности производства, с другой стороны. На сегодняшний день уровень энергоемкости нашей промышленности, нашей советской промышленности, примерно в четыре раза выше, чем в Европе. Даже если предположить, что в Белоруссии эффективность энергопотребления в 2 раза выше, чем в России сейчас, то все равно энергоемкость белорусской промышленности и машиностроения, как минимум, вдвое выше, чем европейская. Это означает, что белорусы могут себе позволить платить за газ вдвое дешевле, чем в Европе. Ну, вот, собственно говоря, такая цена сегодня и установлена. То есть белорусскую экономику посадили на голодный паек, то есть ей не дают расширяться. Я думаю, что если цена на газ не будет дальше расти, то белорусское машиностроение сумеет адаптироваться и дальше идти вперед. Но понятно, что они потеряли сегодня значительную часть доходов, потому что они вынуждены в три раза больше платить за газ. Следствием этого станет резкое падение конкурентоспособности белорусских товаров в России, а все-таки Россия для Белоруссии ключевой партнер и главный партнер. Как следствие, сужение, снижение масштабов производства, из-за потери российского рынка, а значит увеличение издержек и дальнейшее снижение конкурентоспособности. То есть Белоруссия может сорваться в кризисную спираль снижения производства, роста издержек и так далее. К сожалению, российскому правительству до этого дела нет. Я считаю, что это абсолютно аморальная политика со стороны российского правительства. У нас есть органы союзного государства, есть союзное правительство, которое функционирует, как коллегиальный орган. Для решения такого вопроса нужно было собрать союзное правительство, всё посчитать, оценить и понять, где границы допустимого. А где эти границы сегодня решает Газпром, исходя из своих аппетитов и податливости партнера. Мы помним, что когда белорусы отказались в предыдущем цикле от повышения цен на газ, просто Минску взяли и отключили подачу газа, просто Минск остался без газа в двадцатиградусный мороз. Ну, я считаю, что это абсолютно недопустимые приемы торгового давления, даже шантажа.
Беседовал Морозов Сергей
